Я не герой. Я мразь и педераст. (с)
Когда я принес Раду домой, она была грязная, косматая и не понимала, что еда в миску положена для нее. Мама думала, что она не умеет есть, и кормила ее с руки.
Она любила играть на улице с другими собаками. Налетала с воплями, поставив уши торчком.
Мама бегала с ней по стадиону. Рада, счастливая, скакала, как зайчик.
Однажды мы неудачно вышли гулять, и над нами полетели самолеты, низко-низко. Мы сидели втроем в арке, обнявшись, и ждали, когда они улетят, - Иннокентьич, Рада и я.
Она боялась громких звуков. На шумной улице она падала на живот и отказывалась идти.
Когда мы ее стригли, одно ухо у нее вставало. Иногда вставало и второе.
В минуты возбуждения она переступала ножками и гарцевала, как лошадка.
Когда мама приходила домой, Рада каждый раз плакала от радости.
Она ловила каждое мамино слово, каждый взгляд.
Мама называла ее Рад-шоколад.
Она очень любила маму.
Они больше не увидятся.
Сегодня, после недели попыток ее вытащить, я усыпил Раду.
Она была с нами только три года.
Я чудовищно виноват.
Прости меня, друг мой, прости.
Я понял, как я любил ее, цокот когтей на ее тонких ножках, ее застенчивый взгляд из-под длинной челки, любил ее, люблю ее, как теперь без нее.

Она любила играть на улице с другими собаками. Налетала с воплями, поставив уши торчком.
Мама бегала с ней по стадиону. Рада, счастливая, скакала, как зайчик.
Однажды мы неудачно вышли гулять, и над нами полетели самолеты, низко-низко. Мы сидели втроем в арке, обнявшись, и ждали, когда они улетят, - Иннокентьич, Рада и я.
Она боялась громких звуков. На шумной улице она падала на живот и отказывалась идти.
Когда мы ее стригли, одно ухо у нее вставало. Иногда вставало и второе.
В минуты возбуждения она переступала ножками и гарцевала, как лошадка.
Когда мама приходила домой, Рада каждый раз плакала от радости.
Она ловила каждое мамино слово, каждый взгляд.
Мама называла ее Рад-шоколад.
Она очень любила маму.
Они больше не увидятся.
Сегодня, после недели попыток ее вытащить, я усыпил Раду.
Она была с нами только три года.
Я чудовищно виноват.
Прости меня, друг мой, прости.
Я понял, как я любил ее, цокот когтей на ее тонких ножках, ее застенчивый взгляд из-под длинной челки, любил ее, люблю ее, как теперь без нее.
