Год ходил вокруг этой заявки
Наверное, это основной принцип моего участия в фестах -____-
Вообще я Локи как-то совсем не очень, но исключительно нежные чувства испытываю к Клинту,
Когда он возвращается.
Фэндом: Мстители
Автор: Тасмит aka Хоррессинс
Бета: Текст про кровь и гной, а Сэпф запятые ловит (с)
Категория: Будем считать, что слэш
Пейринг: Будем считать, что Локи/ Клинт Бартон
Рейтинг: ПГ-13
Жанр: ПВП
Предупреждения: Нет сюжета, нет секса; есть АУ, есть ООС, есть Локи, который по ходу слегка того; есть некоторые медицинские вольности; немного мерзковато (с)
Дисклеймер: Никого не имею, выгоды в том числе.
Статус: Закончен.
Размещение: С моего письменного разрешения.
От автора: Написано на Avengers Squick Fest, который благополучно скончался давным-давно, по заявке 00-1400-14: Локи/Бартон. Бартон с открытой раной, пускать туда личинок насекомых и собирать их ртом. Гной, кровь, чем глубже рана - тем лучше.
читать дальшеВсе началось с Наташи.
Клинт уверен в этом. При вдохе боль в груди усиливается – при мысли о Наташе боль усиливается тоже, и болит это не сердце. Отнюдь.
Сердце Клинта принадлежит Локи.
А болят – болят ребра. Наташа страшна, когда злится, ему же в этот раз даже не пришлось напрягаться, чтобы разозлить ее.
Локи говорит, морщась: дрянная девчонка.
Локи пожимает плечами: что ж, на войне не обойтись без жертв.
Клинт только усмехается в ответ – истину, с которой он давно сросся, Локи преподносит, словно свежеоткрывшееся божественное откровение.
Ему хочется вздохнуть глубже, хочется сказать: что же ты за бог такой, Локи.
В груди все жарит огнем, и вздох получается громкий, с присвистом. Клинт захлебывается воздухом и кашляет, долго, трудно. Во рту копится пенящаяся, с каким-то затхлым привкусом кровь.
Клинт свешивается с кушетки и сплевывает кровью на пол. Прямо под ноги доктору Селвигу.
Вообще-то, с Селвигом у него хорошие отношения. Наверное, потом придется извиняться.
Но не сейчас. Сейчас Клинт даже дышит через раз.
Его трясет так, что кушетка едва не вибрирует на плиточном полу.
Кровь на грязной плитке – алая с густыми светлыми прожилками.
Доктор Селвиг мнется, что-то бормочет. Клинт не может разобрать, что, да и не особенно ему интересно. Он и так понимает – Селвиг не знает, что с ним делать.
Селвиг доктор, но не врач.
И его тошнит от Клинта. От крови Клинта. От гноя в крови Клинта. От дыры в груди Клинта, заполненной месивом из крови и гноя.
От запаха.
Клинт догадывается, что запах ужасен, - запах разлагающейся жизни. Он весь пропитался этим запахом, хоть и не чувствует его. Иногда, правда, с обонянием случается озарение, - например, когда открывается дверь, и в помещение входит Локи, впуская за собой сквозняк.
Тогда и Клинта начинает тошнить сильнее.
Локи грозно хмурит тонкие черные брови и становится карикатурой на себя самого.
Не врач Селвиг кланяется ему, сжимая обеими руками край растянутого свитера.
Клинта тоже тянет поклониться. Он привстает на кушетке, сжимает зубы - грудь болит, под лопатками печет. Дыра между ребрами сочится гнойным отделяемым, пропитывает тонкую футболку, осклизлую и жесткую уже в том месте.
Локи повелительно поднимает ладонь: стоп, и Клинт его жест воспринимает, как божью милость.
Он не верит в бога, но его собственный бог иногда бывает непредсказуемо благостен. Такой вот парадокс.
Впрочем, бог у него странный.
Клинт опрокидывается на спину. Рука свешивается до заплеванного пола, но тратить силы, чтобы поднять ее на кушетку, кажется ему недопустимой роскошью.
Ничего, думает Клинт. Не в первый раз. Прорвемся.
Получается почти каламбур.
Краем глаза он видит, как Локи царственно поводит рукой. Селвиг сразу подхватывается возле его кушетки, сжимает напоследок толстыми неловкими пальцами плечо Клинта. У Клинта его ободряющий жест не вызывает ничего, кроме отвращения; смешно, конечно, сам он сейчас способен вызвать отвращение даже у лишенного всякой брезгливости Старка, но Клинт никогда не выносил прикосновений холодных потных рук.
Хотя Селвиг, в общем-то, ему нравится.
Клинт не видит, как доктор – не врач – поспешно идет к двери. Он и рад бы – бесконечная статичность окружающей обстановки действует на него угнетающе, - но как раз подходит время очередного приступа кашля. Клинт кашляет, повернув голову набок, сжимая пальцы в кровавом пятне на полу. Так-то он вполне оптимистичен, несмотря на озноб, мокрое от пота белье и осклизлые ошметки на языке.
Подумаешь. Как будто впервые.
Но каждый дыхательный спазм все равно кажется ему последним.
Локи стоит поодаль, сложив руки на груди, застыв скульптурным воплощением задумчивости. Он очень яркий. В тесной и темноватой клетке, куда упекли Клинта, он выглядит очень ярким.
В своем полубреду Клинт думает, что его бог похож на Белоснежку. И мгновением позже радуется, что едва может говорить.
Приступ заканчивается рвотным позывом, но желудок пуст, и скорчившегося на краю кушетки Клинта рвет одной лишь желчью.
Локи подходит ближе, величественно-прямой и бесконечно высокий.
В движении тонких божественных губ Клинт безошибочно читает беззвучное: дрянная девчонка.
Читает: шпионская шлюшка.
Локи, по-видимому, не готов приносить войне такие серьезные жертвы.
По крайней мере, сейчас.
Локи, по-видимому, в гневе.
Загнанным лошадям пускают пулю в голову, не так ли, думает Клинт.
Он не возражает. Он не возражал бы, если бы Локи решил посмотреть, что у него внутри. Хотя тяжело сказать, что ему действительно нравится эта идея.
Локи смотрит.
Под его тяжелым взглядом и дышится тяжелее. Клинт ловит душный воздух растрескавшимися губами, - у воздуха, кажется, тоже теперь сладковатый гнойный привкус. На лбу выступает испарина. В высохшем горле могли бы кататься перекати-поле, но Клинт уже знает по опыту, что от воды кашель становится только хуже.
На что тут смотреть?
Локи ведь тоже не врач.
И даже не доктор.
Сердце бухает в груди. Как будто под раздробленными ребрами у Клинта поселился маленький раздраженный Тор.
Каков каламбур.
Локи склоняется над ним. Пробегает кончиками пальцев по горящему лицу, - руки у него сухие, прохладные, воздушные. Клинт прикрывает глаза, и Локи невесомо касается его подрагивающих век. Он осторожен – изучает, с удивлением догадывается Клинт.
Локи прижимает два длинных тонких пальца у него под нижней челюстью и считает пульс.
Надави сильнее, игриво думает Клинт и кашляет – коротко на этот раз, со свистом втягивая воздух. Отрубиться было бы совсем неплохой идеей. У него не получается уже третий день, - слишком ответственный, видимо.
Локи скользит руками по больной груди.
У него длинный нос. Выточенные ноздри широко раздуваются.
Между бровей залегла глубокая складка.
Он тянет вверх футболку, отклеивая ткань от воспаленной кожи.
Клинт наблюдает за ним с некоторым интересом. Он давно не видел своей дыры, - знал только все эти три дня, что она никуда не делась. Впрочем, Селвигу можно засчитать подвиг уже за то, что он подставлял плечо, когда Клинт собирался с силами добрести до туалета.
Дыра выглядит вполне современно.
Не хуже, чем та, что Клинт отхватил в Будапеште. Шрам, идущий наискось через живот, побледнел только в этом году.
Локи проводит кончиками пальцев по всей его длине, прежде чем дотронуться до края раны.
Клинта передергивает. Не столько от боли, - сильнее саднит воспалившаяся от выделений кожа вокруг, нежели сама дыра. В самой дыре ткани мертвы – болеть там нечему.
Просто трудно признать приятным зрелищем чужие пальцы, погружающиеся в твою грудную клетку.
Хотя, это, конечно, преувеличение.
В отверстие входит лишь один палец.
Клинт чувствует, как он скользит по свищевому ходу, отдаваясь нудной, достающей даже до зубов болью где-то внутри. Стискивает челюсти. Дышать уже не просто трудно – не хочется вовсе.
Он вздыхает с шумом и хрипом, когда Локи вытягивает палец обратно. Кашляет, давясь отходящей мокротой, так, что на глазах выступают слезы. Краем глаза Клинт видит, как пузырится отделяемое на поверхности дыры, чувствует, как ползут между ребер густые теплые капли.
Локи рассматривает измазанную руку.
Изучает, оценивающе подняв брови. Как будто Клинт надел ему на палец кольцо.
Клинт переваливается на бок. Так вроде бы становится легче; он распластывается на кушетке, вытягивает вперед руку. Неуклюже пытается пристроить вторую, чтобы не касалась страдающей грудной клетки. Осторожно подбирает повыше колено, упирается им в край кушетки.
Не хватало еще свалиться на пол во время следующего приступа.
Кровь из растревоженной раны стекает по вздымающемуся животу на сбившееся покрывало. Грязная кровь, вихрящаяся белесыми разводами.
Локи подносит руку к губам. Ноздри у него трепещут, как у породистой лошади.
Клинт закрывает глаза, но длинный язык Локи, обводящий окровавленные пальцы, он успевает увидеть.
И запомнить.
Шелестя одеждами, Локи опускается на пол возле кушетки.
Длинные холодные пальцы касаются груди Клинта, ощупывают, изучают. Холодно и сухо, и даже почти не больно. Клинт усмехается – или думает, что усмехается: докатились. Бог-девственник.
Что ты знаешь о чувственности, Локи?
Локи дышит ему в грудь, свежестью своего морозного дыхания обдувая раздраженную кожу.
Клинт думает о его длинном языке.
Кончиком языка Локи оглаживает край раны.
Клинт вскидывается, выдыхает так резко, что в глазах у него темнеет от боли, и все-таки чуть не падает с кушетки.
Локи останавливает его раскрытой ладонью. Шепчет, глядя прямо в глаза:
- Тихо.
В его глазах Клинт видит отразившийся синий блеск собственных.
- Лежать.
Локи кладет ладонь на пах Клинта, предупреждающе загребает пальцами молнию.
Клинт откидывается на плоскую подушку. Пульс бьется в висках, и темная комната вместе с Локи тускло мерцает перед глазами.
Локи слизывает гнойно-кровавую дорожку с его живота, щекоча Клинта выбившимися из-за ушей волосами. Обводит рану широкими влажными мазками. Язык у Локи неожиданно теплый и немного шершавый, почти как кошачий. Он облизывает мокнущую поверхность кожи с отвратительными чмокающими звуками, тонко при этом посапывая.
Клинта корчит в рвотном спазме.
Странно, что бог не реагирует на такое откровенное проявление непочтительности.
Локи рассеянно проводит ладонью по подобравшемуся животу, подушечками пальцев двигается дальше. Нажимает, пробуя, где поддаются сломанные ребра. Нажимает то с одной стороны дыры, то с другой. Лезет внутрь своим длинным языком.
Чертов муравьед, как в тумане думает Клинт, не замечая, что намертво стискивает край рукой кушетки.
Чертов псих.
Язык сокращается в ране, будто экзотический гельминт.
Чертова прогнившая Белоснежка с глистами во рту.
Локи отстраняется, и Клинт выдыхает.
- Хорошо, - шепчет Локи. Может быть, Клинту это мерещится, но вроде бы он облизывает губы. На остром белом подбородке у него следы мутно-грязной крови.
Клинт упирается спиной в стену, едва не соскальзывая подошвой тяжелого ботинка с края кушетки.
Локи задумчиво тянет вниз замок его ширинки – чистой рукой, вот уж хвала великому Локи, - и застегивает ее обратно.
Футболка на спине и подмышками мокрая – можно отжимать.
- Лежать.
Клинт не может лежать. Кашель сгибает его пополам – кашлю наплевать на когтящую пах руку, - и ему больно. Действительно больно, по-настоящему, где-то глубоко в груди. Там, где осколок кости раскромсал ткани и заставил их плавиться.
Внутри словно опрокинулось ведро с мокротой, и она течет из него красно-бело-зеленым потоком прямо на покрывало, на дрожащие руки, нитями повисает на губах и клочьями вылетает из носа. Клинту кажется, что она никогда не закончится; он будет выкашливать эту дрянь до конца своей жизни и в итоге утонет в ней, потому что не хватит сил отползти.
Локи кладет руку ему на грудь, и приступ внезапно обрывается.
- Лежать, - строго повторяет он.
Клинт бессильно вытягивается на кушетке, дыша часто, поверхностно, - дыша! Отломки ребер ходят вверх-вниз вместе с грудной клеткой, хотя какое это может иметь значение? Он дышит.
У него странный и жестокий бог-девственник, но иногда даже боги-девственники бывают милостивы.
Между пальцами у Клинта скользит и хлюпает, но его даже это сейчас не особенно волнует.
Локи целует его в разомкнутые губы.
Глубоко и настырно; надо признаться, с поцелуями Локи явно в неплохих отношениях, но скорее в дружеских: у него получается механически и совершенно неинтересно. Он прижимается ровно настолько, чтобы позволить Клинту дышать, и Клинт дует ему в рот своим зловонным дыханием. По сути, рот Клинта сейчас немногим отличается от дыры в его же груди.
Снова каламбур?
Клинт удивляет сам себя: ему глубоко безразлично то, что делает Локи у него во рту.
Локи механичен, но осторожен, и достаточно аккуратен, чтобы не мешать Клинту просто жить в данный момент времени. В данный момент времени Клинту этого вполне хватает.
Он слышит, как Локи сглатывает.
Если не думать о том, что именно, в этом нет ничего такого.
Тем не менее, Клинт вздохнул бы с облегчением, когда Локи наконец отвязывается, но решает лишний раз не рисковать. Себе дороже. Выплюнуть легкие – даже те, что у него остались, - по-прежнему не видится ему привлекательной идеей.
Хотя, судя по всему, у него не так уж и много осталось того, что еще можно выплюнуть.
Локи собирает ладонью гнойную жижу с его груди, заставляет ее капать с ладони на ладонь, растирает между пальцами.
- Хорошо. – Он почти мурлычет.
За дверью кто-то шагает громко и торопливо.
Локи блестит глазами в сторону двери и снова наклоняется к груди Клинта. Глаза у него блестят масляно, ошалело. Разводы крови темнеют на лице до самых скул, кончики растрепавшихся волос слиплись от крови. Кровь мажет его белые зубы в приоткрытом рту.
Он дышит почти так же часто, как Клинт.
Он сумасшедший, думает Клинт и не боится. Преданность в нем сильнее страха. Истинная преданность рождается в сердце, не в голове, а сердце Клинта принадлежит Локи.
Несколькими днями раньше он расстрелял своих людей.
Что еще хуже может сделать с ним Локи?
Локи что-то неразборчиво бормочет Клинту в грудь, сучит окровавленными пальцами с черными каймами под ногтями.
Клинт, скользя ладонями, отодвигается от гнойной лужи на покрывале.
И замирает.
Локи восторженно шепчет на своем абракадабра-языке.
Клинту кажется, что он окончательно съехал с ума.
Тессеракт, сумасшедшие боги, проект «Мстители».
Воздушная военная база и… он готов поклясться, что у него на груди что-то копошится.
Может быть, кожа решила покинуть его после трехдневного компресса из гноя и облизываний Локи?
Может быть?..
Локи проводит языком по зудящему краю раны. Поднимает голову, ухмыляясь во весь рот – теперь он выглядит так, будто губ у него вообще нет. Клинт щурится, невольно присматриваясь: что-то ему не нравится в лице Локи, раскрашенном его кровью, как клоун из фильмов ужасов, и связано оно как раз с несуществующими губами, и…
Между губ Локи что-то шевелится.
Клинт осознает этот факт туманящимся, неповоротливым разумом. Гораздо больше его, если честно, занимает усиливающийся озноб.
Но с другой стороны – что там может шевелиться?
Извиваться.
Мельтешить.
Клинт щурится, стараясь не обращать внимания на зуд в своей дыре.
Локи улыбается ему улыбкой безумного клоуна и придвигается ближе. Он не очень похож на холеного пижона в дизайнерском пальто, посещающего вечером оперу. Скорее – на неумеренно развеселившегося вампира.
Муравьед, непонятно почему думает Клинт.
На нижней губе Локи извивается в густой капле крови толстый белый червяк.
Когда Клинт наконец придает этому значение, его пробирает такой холод, что в грудной клетке на мгновение утихает боль.
Он вскидывается на своей кушетке. Из раны между ребрами вытекает новая порция отделяемого – давненько не виделись, а? – и расползается по груди.
В этой вязкой, смердящей луже ползают, возятся, сворачиваются...
Локи упирается перемазанной ладонью ему в ключицу и, наверное, только поэтому Клинта не выворачивает тут же, наизнанку, вместе со всеми его плавящимися легкими и прочей требухой.
- Лежать.
Клинта бьет дрожь. Пробирает насквозь от каждого движения каждого червяка на его теле.
Он не успевает дышать, и вздохи получаются какими-то неровными, прерывистыми, хрипящими.
Локи подбирает губами еще одного червя. Клинту видна его часть, сокращающаяся и разжимающаяся между тонких бесцветных губ.
Локи обводит губы языком, скалится окровавленными зубами.
Они ворошатся в море выделений жирно блестящей перламутровой массой. Некоторые из них привстают, поднимают передний конец, слепо поворачиваются из стороны в сторону.
Интересно, они могут ввернуться в кожу?
Клинт думает о личинках мух, разъедающих раны, и мысли у него плывут.
Локи нагибается, мажет волосами по растекающейся гнойной луже. Клинт не видит, куда он девает червяков, да и разве это важно, вообще-то? Он отчаянно желает про себя, чтобы Локи убрал их – хоть в задницу себе засунул, - потому что такого вынести он просто не в силах.
Боль кажется ему благословением, - лучше боль, чем зуд от движущихся в ране тварей.
Локи сжимает зубы, и червяк с хрустом лопается у него во рту.
Клинт рывком доползает до края кушетки, сбросив с себя божественную руку.
Он кашляет пополам с рвотой, корчась и вздрагивая всем телом, выплевывая сгустки и целые ошметки то ли гноя, то ли омертвевших тканей; у него першит в горле и в носу, и, кажется, там тоже что-то ерзает и копошится. Перед глазами темно и мутно.
Его внезапно заполняет ненависть к Локи – горячая, противоречивая, несвойственная ему, хладнокровному солдату.
Он захлебывается своей ненавистью, как собственной кровью.
В последнем спазме вместе с чистейшей алой кровью Клинт выплевывает на пол толстого белого червяка.
Он не замечает шума шагов за стеной, и у него нет сил поднять голову, когда Локи вспугнутой кошкой бросается к открывающейся двери.
Когда Клинт возвращается из госпиталя, его ждут.
Его ждет Наташа, и от Наташи исходит непривычная нежность. Не братская, как раньше. Женская.
Его ждет Фьюри.
Клинт наблюдателен, - и видит, как Фьюри смотрит на него. В груди стало свободнее с тех пор, как он очнулся на столе под бестеневыми лампами, - но Клинт не думает, что настолько, чтобы начальству пришлось выписывать ему пенсию.
Его ждет работа.
Когда он возвращается из госпиталя, Локи уже нет в этом мире.
И это единственное, о чем Клинт жалеет.